Если дубом могучим на склоне холма по природе не можешь расти
Обновлено: 05.10.2024
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Jul. 31st, 2009
Если дубом могучим на склоне холма
По природе не можешь расти,
То широким кустом вырастай у ручья,
Иль зеленой травой на пути.
Если морем глубоким не можешь ты быть,
Иль большой многоводной рекой -
Будь ручьем, чтобы пользу другим приносить,
Родником будь в пустыне сухой.
Коль дорогой не можешь - тропинкою будь,
Коль не солнцем - то яркой звездой;
Если сам не догадлив, смотри, не забудь
Делать то, что подскажет другой.
Капитан ведь не все на большом корабле -
Матросы там тоже нужны.
Дел великих и малых не счесть на земле,
И что можем, то делать должны.
На диком склоне горной кручи,
судьбу величием дразня,
раскинул ветви дуб могучий,
собою небо заслоня.
А рядом с ним на том же склоне
прижился маленький бонсай.
Склонился в вежливом поклоне –
и не заметишь невзначай
такую крохотную особь.
Но держат крепко корешки,
и сквозь обветренную осыпь
уже пробились черешки.
Пусть между маленьких листочков –
миниатюрные плоды.
Не наберётся и мешочка,
зато годятся для еды.
Пусть дуб полнеба заслоняет,
рождённый для иной судьбы.
Но каждый из бонсаев знает
о том, как валятся дубы.
И пусть – любая непогода.
Пусть буря завывает зло –
внутри бонсаев хоровода
уютно, тихо и тепло.
И даже пусть зима-злодейка
листочки с веточек собьёт,
бонсаев маленьких семейка
ещё не то переживёт.
Переживёт – я точно знаю –
вбивая в землю корешки.
И все невзрачные бонсаи,
быть может, в этом велики.
Здравия Вам уважаемый Игорь Петрович. Стих понравился, ситуация подобного рода маловероятна но написано КРАСИВО.5+
"вбивая в землю корешки." чуть "царапнуло" слово ВБИВАЯ, может быть стоит изменить на ВНЕДРЯЯ, ни смысл ни рифма не изменится.
С наилучшими пожеланиями и добром.
Спасибо Олег, за пожелание здоровья и хороший отзыв.
Покатал на языке "вбивая".
Пожалуй, оставлю так как было.
"на диком склоне горной кручи" чернозема не густо, поэтому корешки приходится вбивать между камней.
Да, оставлю.
:-)
Вбивают в расщелины скал металлические крючья альпинисты, растение этого делать не может априоре.
А это не просто растение :))))
Это самурайское растение БОНСАЙ, которое крушит скалы с криком БАНЗАЙ!!
:))))
Растению "до криков" ещё РАСТИ и РАСТИ а вот умному человеку понять, что вбивать корни растение, пусть и "бонсай" вбивать - не может.
Похоже, я не столь умён.
Зато ТАЛАНТЛИВ, а это немаловажно.
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2022. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+
Стоит в полюшке дуб одинокий.
Занесла его ветром судьба.
Вырос дуб коренастый,высокий.
Между дубом и ветром борьба.
Ветер гнёт его ветви зимою,
Летом тоже спокойствия нет:
Гнёт к земле ветер крону с листвою
И несёт дубу множество бед.
Но осенней дождливой порою
И,как-будто того не хотя,
Ветер жолуди вдаль как метлою,
Разбросал детей дуба шутя.
Взойдёт поросль вновь молодая.
Протечёт время словно река,
Но наступит пора золотая,
И останется дуб на века.
На Земле есть такие народы,
Сколько их не корчуй и не гни,
Они крепки как дуб от природы,
Не оставят сгоревшие пни.
И.Шишкин. Дубы в Петергофе
Жёлудь
Сергей Козлов
Качался жёлyдь-мyжичок
На ветке дyба.
Надвинyв шапкy на глаза
Скрипел, качался.
Сидела на плечах листва,
Как лисья шyба.
В ней грелся рыжий мyжичок -
И вдрyг сорвался.
Упал он в мятyю травy -
И yдивился.
Упал он в пыльнyю травy -
И рассмеялся.
И yдивился потомy,
Что не разбился.
И рассмеялся потомy,
Что жив остался.
И.Шишкин. Дубки
Пословицы и поговорки про дуб
Не срубишь дуба, не отдув губы.
В лесу дуб - рубль, а в столице - за рубль спица.
Дуба плоды только свиньям годны.
Дуб стар, да корень свеж.
Велик дуб, а от малого топора падает.
Буря дуб свалит, а тростник устоит.
Дуб свой рост не спеша набирает.
Если стадо разом заревёт у дуба - дуб свалится.
Прекрасен лик природы,
Чудесна синь небес.
От сказочной погоды
Ожил зелёный лес.
И ветерок спокойно
Листвою шелестит.
Дуб вековой достойно
Среди осин стоит.
Он помнит все невзгоды,
Ведь жизнь почти прошла.
Изменчивость погоды
Ему уж не страшна.
Он помнит злые ветры,
Ненастья, холода
Его ломали ветви,
Он молод был тогда.
Стоял могучей кроной
У ветров на пути,
Давал отпор достойный
Мешая им пройти.
А дятел остроклювый,
Пробив его кору,
Проделал в теле дуба
Огромную дыру.
И прятались бельчата
Среди его ветвей.
В дупле им тесновато,
Но вместе всё ж теплей.
А дуб им был опорой
И домом был всегда,
Не дал им смертью скорой
Погибнуть в холода.
Да, трудностей не мало
Дуб видел на веку,
Но это не внушало
Унынья старику.
Но все-таки, ребята,
Всему приходит срок.
Назначена та дата,
Когда звонит звонок.
И вот, пришёл лесничий,
С собой принёс топор,
Протест не слыша птичий,
С дубОм затеял спор.
Хоть древесина дуба
Была как сталь крепка,
Не выдержало руба
Здоровье старика.
Почти весь день бой длился.
Топор был очень груб.
Не выдержал, свалился,
Могучий старый дуб.
С последним издыханьем
Простился с лесом он,
Несбывшихся желаний
Оставив миллион.
Дуб прожил жизнь недаром,
Он пользу приносил.
Под жизненным ударом
Пощады не просил.
Оставил дуб наследство:
Десятки желудей
Дубков начали детство
Вблизи его корней.
Пускай они продолжат
В лесу своём расти
И к свету путь проложат,
И смогут им пройти.
Пятеро ребятишек сто пятьдесят лет назад ночевали на этом лугу у костра. Фыркали в темноте лошади, плескалась рыба, тревожно кричала ночная птица. На огонек вышел заблудившийся в перелесках охотник. От него мы знаем, какая ночь стояла над лугом, о чем говорили мальчишки. Мы помним по именам этих мальчишек: Федя, Павел, Илюша, Костя и Ваня. Вот несколько слов давнего разговора.
«– А ведь вот и здесь должны быть русалки…
Уже много лет мы знаем эту ночь и этих мальчишек…
– Да. Бежин луг, – сказал пастух, потянувшись после дремоты. – Деревня тоже называется Бежин Луг…
Мы огляделись и увидели: стоим на краю большой зеленой равнины. Земля с прудами, садами, оврагами, полосами ржи и пшеницы лежала теперь вверху и со всех сторон опускалась в низину зелеными, довольно крутыми обрывами.
Прохладная, сырая равнина была похожа на плоское дно большого котла. Дикие груши, дубы и вязы группами и в одиночку росли на пологих склонах. А внизу были лозняк и трава. Темно-зеленый вблизи лозняк, разбегаясь по лугу, синел. По краям же, где равнина упиралась в бугры, все было синим: и дубы на холмах, и барашки кустов, и даже лошадь с маленьким жеребенком.
К синеве добавлялся солнечный, золотистый туман, и горизонт уже только-только угадывался.
Большое облако, проплывая с запада на восток, кинуло на равнину прохладную тень. И луга вполне хватило, чтобы вместить и обозначить на лоснящихся травах все полотно и все узорные завитки облака. Мы догнали край тени и пошли вместе с ней по лугу к месту, где полоса лозняков и ракит прятала речку.
Желтые брызги лютиков, малиновые головки луговых васильков, пушистые стебельки лисохвоста, зонтики сладкого купыря, плети луговой кашки и тонкие ниточки душистого колоска – все перепутано, перемешано, и все вместе образует плотное душистое разнотравье – идешь, и за тобой остается сыроватый и темный брод.
Бежин луг… Гудят шмели. Луговые чеканы и желтые трясогузки со стеблей конского щавеля настороженным глазом провожают идущего. Кричит потревоженный чибис. Два коростеля – один близко, в кустах, другой где-то у самых бугров – то ли зовут, то ли пугают друг друга: крэкс, крэкс…
Безлюдно. Ходит вдалеке лошадь. Так или не так выглядел луг сто лет назад? Пожалуй, так же. Холмы не могли измениться, кусты и ветлы растут, наверное, на старых местах, и речка течет по прежнему руслу. Вон с того обрыва увидел Тургенев ночной костер. А ребятишки сидели где-нибудь тут, за кустами. Под крики чибиса бредем по траве…
Я делал на лугу снимки на память и чувствовал: не хватает самого главного – нынешних ребятишек. И вдруг (везенье фотографа!) к реке сбежали мальчишки. Вприпрыжку, перегоняя друг друга, они катили большую автомобильную шину…
– Мы слыхали, у вас тут русалки и ведьмы водятся…
Мальчишки переглянулись и прыснули.
Записывая в блокнот имена ребятишек, я спросил, а знают ли они местных ребят: Федю, Павла, Костю, Илюшу…
И все остальные догадались, в чем дело.
Мальчишки попросили автомобильный насос: получше накачать шину. Они деловито по очереди сопели, пинали шину босыми пятками. И потом мы с бугра наблюдали, как мелькали в кустах белые головы и слышались звонкие шлепки ладоней по шине.
Я подумал: тургеневские мальчишки стали ведь взрослыми, у них были дети и внуки. Этим нынешним ребятишкам они приходятся прадедами… А луг все тот же. Большой предвечерний луг дымился в долине. По-прежнему кричали два коростеля, лениво наклонялись к траве телята. Вечно молодой луг…
Первый раз я был на Бежином лугу ровно пятьдесят лет назад и написал эту заметку для нашей газеты. Позже четыре раза заглядывал на это прославленное Тургеневым место, известное теперь каждому школьнику.
Вместе мы осмотрели место, где раньше стояла мельница, нашли засыпанный землею старый жёрнов, кто-то из местных жителей привел девяностотрехлетнюю Лидию Кузьминичну Чаадаеву, хорошо помнившую последнюю из мельниц, стоявшую на Снежеди, текущей через Бежин луг.
Я знал Егора Иваныча…
– Да-а… – протяжно философствует Егор Иваныч, заводя в оглоблю Чалого – меринка. – Езжу теперь на телеге. А ведь было время – летав. Был я стрелком-радистом. Но с чего-то стал заикаться. Який же радист с заики – списалы!
Сделался я шофёром. Дюже много поездил. С геологами. Воны на месте не посидять. Ну и я с ними усю Азию сколесив. Геологи много всякой руды нашукали. А я – радикулит. Вот теперь на телегу переключился. Для мягкости со старой машины сиденье приспособил. И ничего – жизнь идее…
Все это Егор Иваныч говорит неторопливо, подтягивая ремешки сбруи. Знакомство с лошадью началось у него с происшествия. Кобылка по имени Майка имела привычку лягаться. И достала сидевшего на телеге Егора Иваныча копытом.
– Ума не приложу, ну як це случилось, как раз по нижней губе. Ну прямо как боевое ранение.
– Но-но. Я тебя научу, я тебя воспитаю, – любимой присказкой погоняет Егор Иваныч неторопливо идущего Чалого.
Дорога тянется вдоль опушки. Слева – лес, справа – степь.
Прокалённая, залитая светом равнина желтеет щетиной жнивья, цветами подсолнухов; по полю, где убран горох, ходят семь журавлей. Попозже в эти места соберутся, готовясь к отлету, более сотни старых и молодых птиц. Теперь же из леса на поле летают кормиться несколько здешних семей. На закате журавли неторопливо, невысоко перелетают в болотные крепи, чтобы утром вернуться снова на поле. Журавли нас заметили, но, не тревожась, продолжают кормиться.
– Подывитесь… – показал кнутовищем Егор Иваныч на просяное поле. По нему в сторону журавлей крался лисёнок.
В бинокль было видно, как он старается и какие страсти охотника бурлят в молодом неопытном тельце. Осторожно подняв мордочку с высунутым языком, лисёнок разглядывал журавлей и потом опять крался по невысокому, подпаленному жаром просу. Опасность журавлям не грозила. На открытом пространстве они вовремя увидели незадачливого охотника и лишь чуть отлетели. Лисёнок с азартом подростка метнулся в их сторону, но тут же почувствовал, что сам-то он виден со всех сторон. Обнаружив сзади повозку, он кинулся к лесу, и лес мгновенно сделал его невидимым…
Степная жизнь тоже льнёт к древостою. На суках засохших дубов видим горлинок. Канюкам удобно с деревьев высматривать в поле мышей. Спугнули с одиноко стоящей сосны в засаде сидевшего ястреба…
Чёткой границы у лета и осени нет. Зной летний, но в гриве опушки уже появились намёки на близкие перемены – по крутой зелени кое-где выступает багряный румянец вязов и диких груш.
Всё созрело в лесу. Прямо возле дороги, остановившись, собираем сизую ежевику. И то и дело проезжаем места с острым запахом диких яблок. Даже Чалого этого запах волнует, он замедляет вдруг ход и тянет ноздрями воздух.
Ругнув радикулит, Егор Иваныч слезает с возка, и мы идём на опушку. Земля под густой приземистой яблонькой похожа на солнечный круг. Недавняя буря стряхнула созревшие белые яблочки, и пока что это лесное богатство не потревожено ни оленями, ни кабанами.
Яблочки нестерпимо кислые, твёрдые. Егор Иваныч морщится так, что конец его чумацкого уса попадает между губами. Он снимает фуражку, наполняет её яблоками и несёт Чалому.
– Я тебя научу… Ну-ка, попробуй…
Лошадь жадно ест яблоки. Я предлагаю её распрячь и сводить прямо к яблоням.
– Ну что ж, давайте поекспериментируем, – соглашается Егор Иваныч.
Коротаем дорожное время за разговором. Егор Иваныч обладает редкостным даром весёлого, неунывающего человека. Даже несмешные вроде бы стороны бытия он преподносит так, что друзья его, лесники, собираясь время от времени с одиноких своих кордонов в усадьбе, просят:
– Я как Тёркин, вспоминаю что-нибудь вроде бы несмешное, а воны за животы держатся.
Егор Иваныч останавливает Чалого.
– Да не, Василий Михайлович, то всё брехня. Не областное то дело, районное. Воно как было… До работы тут у заповеднике промышлял я в соседнем районе лягушек. На експорт. Вы про то знаете. Ну, наловив я как-то две фляги…
Да, в яких молоко возють. Наловив, значить, а тут Франция чевой-то перестала их брать. Перебой який-то там вышел.
А председатель, оказалось, лягушек не любить, боится…
– Чалого я выменял на Маечку, чтоб ее волки съели. И Чалый меня уважает. Як сяду писать – подходить и блокнот нюхает…
Наш возок стоит у стенки ольхового леса. Нигде в ином месте не видел я ольшаников столь могучих. Километра четыре можно идти этим лесом к Хопру. Но лишь редкий знающий человек предпримет это небезопасное путешествие.
Этот исключительный по богатству природы степной оазис и есть заповедник. Не перечислить всех, кто нашёл тут приют: олени, бобры, кабаны, выхухоль, журавли, утки, цапли…
Бережина – один из кордонов Хопёрского заповедника.
Небольшой домик окнами смотрит в степь, а двором упирается в лес. Тут и живёт уже несколько лет Егор Иванович Кириченко.
– Детей нема. Бытуем с жинкою двое. Вона сегодня на вышке – пожары шукае…
– Не скучно тут жить-то?
– Сказать по правде, скучать-то некогда – служба, пусть и нехитрая, да и скотину держим. Зарплата у лесника, знаете сами, – на хлеб да соль…
Во дворе Егора Иваныча гоготаньем приветствовали два благородной осанки гуся, о ногу тёрлась истосковавшаяся по людям собака. В хлеву о себе заявили два поросёнка. И важничал посредине двора индюк с восемью индюшатами.
– Есть ещё кролики. Почти одичалые. Бегають як хотять. Вон поглядите – усе кругом в норках, боюсь, Чалый ногу сломает. Вечером подывитесь – скачуть вольно, як зайцы…
– Дичь и домашняя животина рядом живут. Бывают, наверное, конфликты?206
– Бувають. Якая же жизнь без конфликтов. Лисы до кроликов дюже охочи. Но воны – видели норы – раз, и только хвостик мелькнул. Теперь, чую, лисы до индюков подбираются.
У прошлую среду трёх маленьких задавили. Но то, думаю, молодые лисята – учатся… Есть волки. Живут где-то близко. Мимо кордону, по следам вижу, ходили не раз. Но ни боже мой – ни поросёнка, ни лошади, ни даже куры не тронул. Умён зверина! Там, где живее, – не шкодить…
Из всех зверей, Василий Михайлович, наибольшее поголовье – за комарами. На окнах видите марлю, на двери – занавески? Це оборона против сих динозавров. Двухмоторные, дьяволы. А ишо ужаков много. Место Бережиной называют не зря. Весною вода як раз до двора подымается. Ну ужаки, понятное дело, на тёплое место, на берег лезуть. Ступить негде от етого войску… И все же Бережина – гарное место, вольное и покойное. Как-то я встретил в Новохопёрске доброго старичка Куликова Александра Иваныча. Вин тридцать лет безвылазно на кордоне прожил. Ну, понимаете сами, сердцем прирос. Мне так прямо голову на плечо положил:
– Ты с Бережины?! Ну як вона там.
– Да стоить, – говорю, – в порядке. Колодец собираюсь почистить, банку мерекаю сладить…
– Ну а як ужачки, а?
– А як же, – говорю, – есть.
– И у кордоне бувають?
– Бувають, – говорю, – як же без етого.
– У меня, Егорошука, был один ужачок – любимый, у левом валенке жил. Звернётся калачиком и спыть. Я валенок набок клал, щоб было ему удобней. Выйдет, попьё из блюдечка молока и опять спыть. Бывало, валенки надо обуть – обе-режно его выпускаю. А вернусь – вин опять у левый валенок и спыть…
Егор Иваныч задумывается, гладит клеёнку стола.
– Я пригласил тогда Александра Иваныча у гости.
Приезжай, – говорю, – посидим, поговорим, повспоминаем. Шутка ли, тридцать лет на одном месте. Не только ужак, любая травинка станет родною…
Сидя с лесником во дворе на скамейке, мы видим, как в пойму полетели на ночлег журавли, как устроились на насест куры и замелькали над огородом на красном закате летучие мыши.
Машина из заповедника появилась уже в темноте.
– Ну что ж, до побаченья. Не забывайте про Бережину…
Потушив фары, мы постояли на опушке минут десять.
В степи плясали красноватые языки света – перед пахотой жгли стерню. Далеко в стороне, пронося по звёздному небу мигающий огонёк, летел самолёт. А справа, рядом с дорогой, темнела громада леса. Запах бензина возле машины перебивался запахом диких опавших яблок.
У зимы на пороге
Утро туманное, утро седое…
И день такой же. Кораблями на якорях расплывчато темнеют стога на поле. Акварелью размыта зубчатая кромка леса. Краски не яркие, блёклые – ни зелени, ни цветка. Всё вымокло, увяло и облетело. И лишь в кореньях и клубнях будет дремать до весны сила грядущих зелёных побегов. Там и сям по опушке кабаньи покопы – в сумерках и ночами звери ищут личинок, коренья, мышиные гнезда. Если б не эти следы кормёжек, лес показался бы всеми покинутым.
Лес чёрен и молчалив. Ветреное непогодье отряхнуло с деревьев все до единого листика. Раздетый лес стал проницаем для звуков – слышно, как где-то в деревне колют дрова и лает собака. В голых ветках обнаружились летние тайны птиц – темнеют гнёзда большие и малые. Сорочий дом висит над самой тропкой, где ходят люди, и никто не заметил его в листве. Высоко на берёзе мокнет гнездо воронов. Я наблюдаю его лет восемь. Добротная постройка на высоте недоступной. Весной гнездо опят оживёт – дружная пара птиц постоянно держится в этом районе. В предзимье острожные вороны почему-то смелеют – летают так низко над лесом, что слышен скрип маховых перьев.
И лоси в это время ходят свободней – видишь следы на опушке, в болотистых ивняках, примыкающих прямо к шоссе. И нет в лесу поваленной ветром или подсечённой человеком осины, на которую лоси бы не наткнулись в своих хожденьях. Найдут непременно и обглодают до белизны. В компании с лосем кору осины грызёт и зайчишка – очищает ветки потоньше. На мягких намокших листьях следы косого не остаются. Лосиный же след глубок, громаден и полон холодной лесной воды – напиться можно из следа.
Звуки… Их очень немного. С криком тревоги взлетела с куста калины стайка дроздов и стихла в березняках, ожидая, когда пройдёт человек и можно будет опять кормиться.
Белка, искавшая что-то в опавших листьях, с испуганным верещанием кинулась вверх по берёзе и уронила оттуда чуть тронутый зубом орешек. Изредка слышишь перекличку синиц. На фоне серого неба их не сразу и разглядишь.
Пушистые шарики с длинными, как у сороки, хвостами оживлённо снуют по веткам, окликают друг друга, чтобы не потеряться в пасмурном дне. А вот ещё один звук, характерный для этой предзимней погоды, – меланхоличные тихие посвисты. Снегири… Красногрудые птицы сидят на покрытых каплями влаги ветках ольхи, необычным для леса цветом напоминают: не все краски природа порастеряла.
На скамейке у избы продолжаем ночной разговор о зайцах.
– А вот заяц! Прямо к нашему разговору поспел…
Оказалось, заяц повадился навещать огород, где росла капуста. Он, как обычно, явился под вечер, а лакомство исчезло. Хозяйка лесника готовила бочку квасить капусту.
– Нюра! – позвал лесник. – Заяц прибегал…
К нашему разговору присоединяются Нюра и её младший брат, приехавший в гости из Кирова. Разговор пошёл о медведях – как они живут в лесах, как зимуют, как ложатся в берлогу.
– Медведь загодя приходит к нужному месту, приглядывается и ждёт хорошего снега.
– Вам в такое время приходилось встречать медведя?
– Встречал. – ответил человек из Кирова и закатал рубашку на левой руке выше локтя. – Вот, полюбуйтесь – память об этой встрече. Еле ноги унёс… Медведь дожидается хорошего снега и ложится в приготовленную берлогу. Для него важно, чтобы никто не видел, как он ложится. Следы должны быть покрыты снегом. Я это знал, но хотел знать больше, и медведю это не понравилось…
Дотемна продолжался интересный разговор. Нарушила его хозяйка дома.
– Это остатки капусты для зайца. А всех приглашаю к столу…
Я взглянул на часы. Уже вечер! И я стал прощаться…
Выползает из ельников тёмная плотная ночь. Кажется, ты один в целом свете на этой опушке. Под ногами чавкает грязь. Сыро и неуютно. Но хорошо идти вот так, с мыслью о теплом доме, о лампе, о чае, с воспоминаньем о прожитом дне… Посвистывая, сверкнули в сумерках белым надхвостьем и скрылись в ельнике птицы. Снег, снегири…
Шоссе впереди обозначилось сразу гулом и бегущими огоньками. Час пути – и Москва. Ожидая автобус, видишь, как лес погружается в темень предзимней ночи.
Читайте также: