Путаясь в водорослях скользя по мху
Обновлено: 05.10.2024
Упрёшься лбом в землю и сопишь, лезешь, стискивая зубы и, главное, скользя , скользя , скользя .
Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга первая, Евгений Пинаев
Скользил по жизни, не падал, но не скользить не пытался.
Информация, Роман Сенчин, 2011г.
С круглой шерстяной шапки взгляд скользит , взгляд скользит , взгляд, скользит , хаха, сколлллль-зит, хаха.
Остальные. Часть 1, Р. Л.
Она чёрная, жирная и мокрая, но она не тает, если взять её в руки, и не скользит , если, конечно, по ней не скользить .
Акулы из стали. Аврал (сборник), Эдуард Овечкин, 2017г.
Но она почувствовала, что лыжи не скользят с той скоростью, с которой они должны скользить на спуске.
Курсанты, Виктор Сергеевич Новиков
Оратор полез с цоколя, скользя ногтями по мерзлому граниту.
Хождение по мукам. Книга 2. Восемнадцатый год, Алексей Толстой, 1928г.
Зауер подхватил ее под руку и, скользя по паркету, повлек к выходу.
Властелин мира, Александр Беляев, 1926г.
Осторожно, как будто бы боясь, что за ним наблюдают, он стал на четвереньки и, скользя ладонями по мокрому тюку, повернулся назад.
Он не шел, а двигался, скользя туфлями.
Замечательные чудаки и оригиналы (сборник), Михаил Иванович Пыляев, 1898г.
Детство Тёмы (сборник), Николай Гарин-Михайловский
Былое и думы, Александр Герцен
Жужжание эксов, закачавшись в воздухе, стало медленно утишаться, скользя хроматически вверх, и исчезло, будто рой ос, прогнанный дымом.
Тринадцатая категория рассудка, Сигизмунд Кржижановский
И вдруг он видит: там, впереди, скользя легкой тенью, какая-то длинная из острых готических букв – колючая и верткая многоножка.
Тринадцатая категория рассудка, Сигизмунд Кржижановский
Бесшумно скользя с блюдцем под окном детской комнаты, Лидия Павловна услышала, как старший ученик тихо-тихо окликнул ее по имени.
Избранная проза, Саша Чёрный
Взмахивая головою и понизив голос, говорила что-то от себя, не глядя в книгу, ласково скользя глазами по лицам слушателей.
Мать, Максим Горький, 1906г.
Лошадь осторожнейшим образом сходит с горы, немного приседая назад и скользя копытами по глине;
Люди сороковых годов, Алексей Феофилактович Писемский, 1869г.
Его рассеянный взгляд, скользя по окружающим лицам, пал на Марию Маркиановну и невольно остановился на ней.
Игра судьбы, Николай Николаевич Алексеев, 1899г.
И, медленно скользя на лыжах, я с бессознательным вниманием смотрел на снег, точно искал ее следы.
Вечер у Клэр (сборник), Гайто Газданов
Так проходит вся жизнь, скользя по поверхности нашего сознания.
Что такое обломовщина?, Николай Александрович Добролюбов, 1859г.
Одинокие шаги звучно раздавались под сводами, и какие-то тени, скользя , убегали при его приближении.
Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг., Лев Толстой, 1856-1859г.
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошёл к обрыву, скользя когтями по слизи камня.
Сердце Героя (сборник), Коллектив авторов, 2013г.
И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья…
Сердце Героя (сборник), Коллектив авторов, 2013г.
Она как бы влетела, скользя в валенках, и снег еще не стаял у нее на платке.
Под пятой. Записные книжки Мастера (сборник), Михаил Булгаков
Мы зашагали, скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни под ногами, ни впереди.
Москва и москвичи. Избранные главы, Владимир Гиляровский, 1926г.
Скользя , как в калейдоскопе, картины менялись, представляя затем открытую залу дворца;
Железный канцлер Древнего Египта, Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер, 1899г.
прошептал Иосэф, скользя взглядом по загадочному существу и, останавливаясь вдруг на обнаженной груди, прошептал:
Железный канцлер Древнего Египта, Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер, 1899г.
Она знала, что он сейчас пришлет за нею или придет сам ее отыскивать, и поспешно, скользя , как тень, пробралась к себе в спальню.
Мальтийская цепь (сборник), Михаил Волконский, 1891, 1903г.
За капитаном, скользя коленями по гладкому дерну, ползли солдаты.
Загадочные истории, Александр Грин
Лодка двигалась без шороха, скользя бортом по наросшей на камне слизи.
Рассказы, Максим Горький
Они быстро съезжали по каменной лестнице, обняв балюстраду, скользя подошвами сандалий по отшлифованным краям ступеней.
Шахматы, Сборник, 2014г.
Федор меж тем, скользя спиной по стене, подвигался тихонько к тому углу, где стоял, сжавшись, сынишка Зубова.
Вечный зов. Том 1, Анатолий Иванов, 1971г.
Молодости люб и морозный ветер, и снег, забелевший в поле, и гладкая, как скатерть, дорога, по которой санки катят, скользя без задержки.
Бояре Стародубские. На заре (сборник), А. В. Щепкина, 1896, 1898г.
Бумажки и серебряные деньги, скользя меж пальцев, друг за дружкой попадали обратно в кошелек, и в руке остался один только двугривенный…
Святая простота (сборник), Антон Чехов
Шел я, вероятно, больше часа, увязая в сугробах, скользя по обледеневшим настилам.
Офицер флота, Александр Крон
Иван свернул с тропки и, скользя по камням колодками, направился к нему.
Мертвым не больно, Василь Быков, 2019г.
Путаясь в водорослях, скользя по мху, покрывающему коряги, рука его наскакивает на колючие клешни рака…
Руководство для желающих жениться, Антон Чехов
На этой преграде луч останавливается, не скользя и не падая.
Собрание сочинений в 20 т. Том 8. Вечные спутники, Д. С. Мережковский, 1914г.
Я легко перелез через изгородь и пошел по этой аллее, скользя по еловым иглам, которые тут на вершок покрывали землю.
Сущая правда, Антон Чехов, 2020г.
Старческая мысль вспыхивает, как угасающее пламя, скользя ярким, быстрым лучом, освещающим все закоулки прожитой жизни…
Пасхальные истории, Михаил Салтыков-Щедрин
Материальный мир, состоящий из плотных объектов, скользя , раздвинул во все стороны от пределы своего круга и поплыл в эфире видений;
ПЬЕР, Герман Мелвилл
Полулежа на прилавке, он держал ее руку, беря пальчики один за другим, с долгой нежностью скользя перчаткой, повторяя и направляя;
Дамское счастье, Эмиль Золя
События, лица и слова, скользя все больше и больше, сливались воедино в огромное ползущее скопище потомков, заполонившее всю землю.
Летняя книга, Туве Янссон, 1972,1974г.
Клети поднимались и опускались, беззвучно скользя , словно крадущийся ночью хищный зверь, унося все новые и новые партии людей;
Жерминаль, Эмиль Золя, 1885г.
И, выпрямившись во весь рост, она медленно качнулась, скользя над землей, словно в колыбели.
Но как он ни спешил, скользя мимо людских и девичьих, он вдруг остановился.
Орландо, Вирджиния Вулф, 1928г.
Мы схватили карабины и, неслышно скользя на своих фельдтшоонах (полевые лапти из невыделанной кожи), выскочили из шерма и побежали.
Копи царя Соломона, Генри Райдер Хаггард, 1885г.
Скользя на лыжах, Ваби спросил Рода, сколько у него патронов.
Рассказы, Джеймс Оливер Кервуд
Самуил поднял голову и увидел некую тень, казалось мелькнувшую в воздухе футах в десяти над ним, скользя по горному склону.
Адская бездна. Бог располагает, Александр Дюма, 1851г.
Огонь (сборник), Надежда Жаркова, 2014г.
Он не видел, чтобы она переступала ногами, но она приблизилась к нему, как бы скользя , и, подойдя к самому изголовью, сказала ему:
Подземелья Ватикана, Андре Жид, 1914г.
Додди с Тео запрыгнули на два кресла-качалки в передней галерее и стали качаться как бешеные, скользя полозьями кресел по гладкому мрамору.
Тайная сила, Луи Куперус, 1900г.
Мои нетерпеливые пальцы не встречали сопротивления, скользя вверх по округлостям ее бедер.
Чехов Антон Павлович
Летнее утро. В воздухе тишина; только поскрипывает на берегу кузнечик да где-то робко мурлыкает орличка. На небе неподвижно стоят перистые облака, похожие на рассыпанный снег. Около строящейся купальни, под зелеными ветвями ивняка, барахтается в воде плотник Герасим, высокий, тощий мужик с рыжей курчавой головой и с лицом, поросшим волосами. Он пыхтит, отдувается и, сильно мигая глазами, старается достать что-то из-под корней ивняка. Лицо его покрыто потом. На сажень от Герасима, по горло в воде, стоит плотник Любим, молодой горбатый мужик с треугольным лицом и с узкими, китайскими глазками. Как Герасим, так и Любим, оба в рубахах и портах. Оба посипели от холода, потому что уж больше часа сидят в воде.
- Да что ты всё рукой тычешь? - кричит горбатый Любим, дрожа как в лихорадке. - Голова ты садовая! Ты держи его, держи, а то уйдет, анафема! Держи, говорю!
- Не уйдет. Куда ему уйтить? Он под корягу забился. - говорит Герасим охрипшим, глухим басом, идущим не из гортани, а из глубины живота. Скользкий, шут, и ухватить не за что.
- Ты за зебры хватай, за зебры!
- Не видать жабров-то. Постой, ухватил за что- то. За губу ухватил. Кусается, шут!
- Не тащи за губу, не тащи - выпустишь! За зебры хватай его, за зебры хватай! Опять почал рукой тыкать! Да и беспонятный же мужик, прости царица небесная! Хватай!
- "Хватай". - дразнит Герасим. - Командер какой нашелся. Шел бы да и хватал бы сам, горбатый чёрт. Чего стоишь?
- Ухватил бы я, коли б можно было. Нешто при моей низкой комплекцыи можно под берегом стоять? Там глыбоко!
- Ничего, что глыбоко. Ты вплавь.
Горбач взмахивает руками, подплывает к Герасиму и хватается за ветки. При первой же попытке стать на ноги, он погружается с головой и пускает пузыри.
- Говорил же, что глыбоко! - говорит он, сердито вращая белками. - На шею тебе сяду, что ли?
- А ты на корягу стань. Коряг много, словно лестница.
Горбач нащупывает пяткой корягу и, крепко ухватившись сразу за несколько веток, становится на нее. Совладавши с равновесием и укрепившись на новой позиции, он изгибается и, стараясь не набрать в рот воды, начинает правой рукой шарить между корягами. Путаясь в водорослях, скользя по мху, покрывающему коряги, рука его наскакивает па колючие клешни рака.
- Тебя еще тут, чёрта, не видали! - говорит Любим и со злобой выбрасывает на берег рака.
Наконец, рука его нащупывает руку Герасима и, спускаясь по ней, доходит до чего-то склизкого, холодного.
- Во-от он. - улыбается Любим. - Зда-аровый, шут. Оттопырь-ка пальцы, я его сичас. за зебры. Постой, не толкай локтем. я его сичас. сичас, дай только взяться. Далече, шут, под корягу забился, не за что и ухватиться. Не доберешься до головы. Пузо одно только и слыхать. Убей мне на шее комара - жжет! Я сичас. под зебры его. Заходи сбоку, пхай его, пхай! Шпыняй его пальцем!
Горбач, надув щеки, притаив дыхание, вытаращивает глаза и, по-видимому, уже залезает пальцами "под зебры", но тут ветки, за которые цепляется его левая рука, обрываются, и он, потеряв равновесие, - бултых в воду! Словно испуганные, бегут от берега волнистые круги и на месте падения вскакивают пузыри. Горбач выплывает и, фыркая, хватается за ветки.
- Утонешь еще, чёрт, отвечать за тебя придется. - хрипит Герасим. Вылазь, ну тя к лешему! Я сам вытащу!
Начинается ругань. А солнце печет и печет. Тени становятся короче и уходят в самих себя, как рога улитки. Высокая трава, пригретая солнцем, начинает испускать из себя густой, приторно-медовый запах. Уж скоро полдень, а Герасим и Любим всё еще барахтаются под ивняком. Хриплый бас и озябший, визгливый тенор неугомонно нарушают тишину летнего дня.
- Тащи его за зебры, тащи! Постой, я его выпихну! Да куда суешься-то с кулачищем? Ты пальцем, а не кулаком - рыло! Заходи сбоку! Слева заходи, слева, а то вправе колдобина! Угодишь к лешему на ужин! Тяни за губу!
Слышится хлопанье бича. По отлогому берегу к водопою лениво плетется стадо, гонимое пастухом Ефимом. Пастух, дряхлый старик с одним глазом и покривившимся ртом, идет, понуря голову, и глядит себе под ноги. Первыми подходят к воде овцы, за ними лошади, за лошадьми коровы.
- Потолкай его из-под низу! - слышит он голос Любима. - Просунь палец! Да ты глухой, чё-ёрт, что ли? Тьфу!
- Кого это вы, братцы? - кричит Ефим.
- Налима! Никак не вытащим! Под корягу забился! Заходи сбоку! Заходи, заходи!
Ефим минуту щурит свой глаз на рыболовов, затем снимает лапти, сбрасывает с плеч мешочек и снимает рубаху. Сбросить порты не хватает у него терпения, и он, перекрестясь, балансируя худыми, темными руками, лезет в портах в воду. Шагов пятьдесят он проходит по илистому дну, но затем пускается вплавь.
- Постой, ребятушки! - кричит он. - Постой! Не вытаскивайте его зря, упустите. Надо умеючи.
Ефим присоединяется к плотникам, и все трое, толкая друг друга локтями и коленями, пыхтя и ругаясь, толкутся на одном месте. Горбатый Любим захлебывается, и воздух оглашается резким, судорожным кашлем.
- Где пастух? - слышится с берега крик. - Ефи-им! Пастух! Где ты? Стадо в сад полезло! Гони, гони из саду! Гони! Да где ж он, старый разбойник?
Слышатся мужские голоса, затем женский. Из-за решетки барского сада показывается барин Андрей Андреич в халате из персидской шали и с газетой в руке. Он смотрит вопросительно по направлению криков, несущихся с реки, и потом быстро семенит к купальне.
- Что здесь? Кто орет? - спрашивает он строго, увидав сквозь ветви ивняка три мокрые головы рыболовов. - Что вы здесь копошитесь?
- Ры. рыбку ловим. - лепечет Ефим, не поднимая головы.
- А вот я тебе задам рыбку! Стадо в сад полезло, а он рыбку. Когда же купальня будет готова, черти? Два дня как работаете, а где ваша работа?
- Бу. будет готова. - кряхтит Герасим. - Лето велико, успеешь еще, вышескородие, помыться. Пфррр. Никак вот тут с налимом не управимся. Забрался под корягу и словно в норе: ни туда ни сюда.
- Налим? - спрашивает барин и глаза его подергиваются лаком. - Так тащите его скорей!
- Ужо дашь полтинничек. Удружим ежели. Здоровенный налим, что твоя купчиха. Стоит, вашескородие, полтинник. за труды. Не мни его, Любим, не мни, а то замучишь! Подпирай снизу! Тащи-ка корягу кверху, добрый человек. как тебя? Кверху, а не книзу, дьявол! Не болтайте ногами!
Летнее утро. В воздухе тишина; только поскрипывает на берегу кузнечик да где-то робко мурлыкает орличка. На небе неподвижно стоят перистые облака, похожие на рассыпанный снег. Около строящейся купальни, под зелеными ветвями ивняка, барахтается в воде плотник Герасим, высокий, тощий мужик с рыжей курчавой головой и с лицом, поросшим волосами. Он пыхтит, отдувается и, сильно мигая глазами, старается достать что-то из-под корней ивняка. Лицо его покрыто потом. На сажень от Герасима, по горло в воде, стоит плотник Любим, молодой горбатый мужик с треугольным лицом и с узкими, китайскими глазками. Как Герасим, так и Любим, оба в рубахах и портах. Оба посинели от холода, потому что уж больше часа сидят в воде.
— Да что ты всё рукой тычешь? — кричит горбатый Любим, дрожа как в лихорадке. — Голова ты садовая! Ты держи его, держи, а то уйдет, анафема! Держи, говорю!
— Не уйдет. Куда ему уйтить? Он под корягу забился. — говорит Герасим охрипшим, глухим басом, идущим не из гортани, а из глубины живота. — Скользкий, шут, и ухватить не за что.
— Ты за зебры хватай, за зебры!
— Не видать жабров-то. Постой, ухватил за что-то. За губу ухватил. Кусается, шут!
— Не тащи за губу, не тащи — выпустишь! За зебры хватай его, за зебры хватай! Опять почал рукой тыкать! Да и беспонятный же мужик, прости царица небесная! Хватай!
— Ухватил бы я, коли б можно было. Нешто при моей низкой комплекцыи можно под берегом стоять? Там глыбоко!
— Ничего, что глыбоко. Ты вплавь.
Горбач взмахивает руками, подплывает к Герасиму и хватается за ветки. При первой же попытке стать на ноги, он погружается с головой и пускает пузыри.
— Говорил же, что глыбоко! — говорит он, сердито вращая белками. — На шею тебе сяду, что ли?
— А ты на корягу стань. Коряг много, словно лестница.
Горбач нащупывает пяткой корягу и, крепко ухватившись сразу за несколько веток, становится на нее. Совладавши с равновесием и укрепившись на новой позиции, он изгибается и, стараясь не набрать в рот воды, начинает правой рукой шарить между корягами. Путаясь в водорослях, скользя по мху, покрывающему коряги, рука его наскакивает на колючие клешни рака.
— Тебя еще тут, чёрта, не видали! — говорит Любим и со злобой выбрасывает на берег рака.
Наконец, рука его нащупывает руку Герасима и, спускаясь по ней, доходит до чего-то склизкого, холодного.
— Во-от он. — улыбается Любим. — Зда-аровый, шут. Оттопырь-ка пальцы, я его сичас. за зебры. Постой, не толкай локтем. я его сичас. сичас, дай только взяться. Далече, шут, под корягу забился, не за что и ухватиться. Не доберешься до головы. Пузо одно только и слыхать. Убей мне на шее комара — жжет! Я сичас. под зебры его. Заходи сбоку, пхай его, пхай! Шпыняй его пальцем!
— Утонешь еще, чёрт, отвечать за тебя придется. — хрипит Герасим. — Вылазь, ну тя к лешему! Я сам вытащу!
Начинается ругань. А солнце печет и печет. Тени становятся короче и уходят в самих себя, как рога улитки. Высокая трава, пригретая солнцем, начинает испускать из себя густой, приторно-медовый запах. Уж скоро полдень, а Герасим и Любим всё еще барахтаются под ивняком. Хриплый бас и озябший, визгливый тенор неугомонно нарушают тишину летнего дня.
— Тащи его за зебры, тащи! Постой, я его выпихну! Да куда суешься-то с кулачищем? Ты пальцем, а не кулакам — рыло! Заходи сбоку! Слева заходи, слева, а то вправе колдобина! Угодишь к лешему на ужин! Тяни за губу!
Слышится хлопанье бича. По отлогому берегу к водовою лениво плетется стадо, гонимое пастухом Ефимом. Пастух, дряхлый старик с одним глазом и покривившимся ртом, идет, понуря голову, и глядит себе под ноги. Первыми подходят к воде овцы, за ними лошади, за лошадьми коровы.
— Потолкай его из-под низу! — слышит он голос Любима. — Просунь палец! Да ты глухой, чё-ёрт, что ли? Тьфу!
— Кого это вы, братцы? — кричит Ефим.
— Налима! Никак не вытащим! Под корягу забился! Заходи сбоку! Заходи, заходи!
Ефим минуту щурит свой глаз на рыболовов, затем снимает лапти, сбрасывает с плеч мешочек и снимает рубаху. Сбросить порты нехватает у него терпения, и он, перекрестясь, балансируя худыми, темными руками, лезет в портах в воду. Шагов пятьдесят он проходит по илистому дну, но затем пускается вплавь.
— Постой, ребятушки! — кричит он. — Постой! Не вытаскивайте его зря, упустите. Надо умеючи.
Ефим присоединяется к плотникам, и все трое, толкая друг друга локтями и коленями, пыхтя и ругаясь, толкутся на одном месте. Горбатый Любим захлебывается, и воздух оглашается резким, судорожным кашлем.
— Где пастух? — слышится с берега крик. — Ефи-им! Пастух! Где ты? Стадо в сад полезло! Гони, гони из саду! Гони! Да где ж он, старый разбойник?
Слышатся мужские голоса, затем женский. Из-за решетки барского сада показывается барин Андрей Андреич в халате из персидской шали и с газетой в руке. Он смотрит вопросительно по направлению криков, несущихся с реки, и потом быстро семенит к купальне.
— Что здесь? Кто орет? — спрашивает он строго, увидав сквозь ветви ивняка три мокрые головы рыболовов. — Что вы здесь копошитесь?
— Ры. рыбку ловим. — лепечет Ефим, не поднимая головы.
— А вот я тебе задам рыбку! Стадо в сад полезло, а он рыбку. Когда же купальня будет готова, черти? Два дня как работаете, а где ваша работа?
— Бу. будет готова. — кряхтит Герасим. — Лето велико, успеешь еще, вашескородие, помыться. Пфррр. Никак вот тут с налимом не управимся. Забрался под корягу и словно в норе: ни туда ни сюда.
— Налим? — спрашивает барин и глаза его подергиваются лаком. — Так тащите его скорей!
— Ужо дашь полтинничек. Удружим ежели. Здоровенный налим, что твоя купчиха. Стоит, вашескородие, полтинник. за труды. Не мни его, Любим, не мни, а то замучишь! Подпирай снизу! Тащи-ка корягу кверху, добрый человек. как тебя? Кверху, а не книзу, дьявол! Не болтайте ногами!
Проходит пять минут, десять. Барину становится невтерпеж.
— Василий! — кричит он, повернувшись к усадьбе. — Васька! Позовите ко мне Василия!
Прибегает кучер Василий. Он что-то жует и тяжело дышит.
— Полезай в воду, — приказывает ему барин, — помоги им вытащить налима. Налима не вытащат!
Василий быстро раздевается и лезет в воду.
— Я сичас. — бормочет он. — Где налим? Я сичас. Мы это мигом! А ты бы ушел, Ефим! Нечего тебе тут, старому человеку, не в свое дело мешаться! Который тут налим? Я его сичас. Вот он! Пустите руки!
— Да чего пустите руки? Сами знаем: пустите руки! А ты вытащи!
— Да нешто его так вытащишь? Надо за голову!
— А голова под корягой! Знамо дело, дурак!
— Ну, не лай, а то влетит! Сволочь!
— При господине барине и такие слова. — лепечет Ефим. — Не вытащите вы, братцы! Уж больно ловко он засел туда!
— Погодите, я сейчас. — говорит барин и начинает торопливо раздеваться. — Четыре вас дурака, и налима вытащить не можете!
Раздевшись, Андрей Андреич дает себе остынуть и лезет в воду. Но и его вмешательство не ведет ни к чему.
— Подрубить корягу надо! — решает, наконец, Любим. — Герасим, сходи за топором! Топор подайте!
— Пальцев-то себе не отрубите! — говорит барин, когда слышатся подводные удары топора о корягу. — Ефим, пошел вон отсюда! Постойте, я налима вытащу. Вы не тово.
Коряга подрублена. Ее слегка надламывают, и Андрей Андреич, к великому своему удовольствию, чувствует, как его пальцы лезут налиму под жабры.
— Тащу, братцы! Не толпитесь. стойте. тащу!
На поверхности показывается большая налимья голова и за нею черное аршинное тело. Налим тяжело ворочает хвостом и старается вырваться.
— Шалишь. Дудки, брат. Попался? Ага!
По всем лицам разливается медовая улыбка. Минута проходит в молчаливом созерцании.
— Знатный налим! — лепечет Ефим, почесывая под ключицами. — Чай, фунтов десять будет.
— Н-да. — соглашается барин. — Печенка-то так и отдувается. Так и прет ее из нутра. А. ах!
Налим вдруг неожиданно делает резкое движение хвостом вверх и рыболовы слышат сильный плеск. Все растопыривают руки, но уже поздно; налим — поминай как звали.
Примечания
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. II, стр. 90—95.
При жизни Чехова рассказ был переведен на польский и сербскохорватский языки.
Здесь вы можете читать онлайн рассказ "Налим" Антона Чехова, в котором пятеро мужиков и барин, бросив свои дела, пытаются вытащить налима из-под коряги. У них долго не получается и когда барину наконец удается схватить рыбу за жабры, налим бьет хвостом и уплывает.
Текст рассказа "Налим"
Летнее утро. В воздухе тишина; только поскрипывает на берегу кузнечик да где-то робко мурлыкает орличка. На небе неподвижно стоят перистые облака, похожие на рассыпанный снег… Около строящейся купальни, под зелеными ветвями ивняка, барахтается в воде плотник Герасим, высокий, тощий мужик с рыжей курчавой головой и с лицом, поросшим волосами. Он пыхтит, отдувается и, сильно мигая глазами, старается достать что-то из-под корней ивняка. Лицо его покрыто потом. На сажень от Герасима, по горло в воде, стоит плотник Любим, молодой горбатый мужик с треугольным лицом и с узкими, китайскими глазками. Как Герасим, так и Любим, оба в рубахах и портах. Оба посипели от холода, потому что уж больше часа сидят в воде…
— Да что ты всё рукой тычешь? — кричит горбатый Любим, дрожа как в лихорадке. — Голова ты садовая! Ты держи его, держи, а то уйдет, анафема! Держи, говорю!
— Не уйдет… Куда ему уйтить? Он под корягу забился… — говорит Герасим охрипшим, глухим басом, идущим не из гортани, а из глубины живота. — Скользкий, шут, и ухватить не за что.
— Не видать жабров-то… Постой, ухватил за что-то… За губу ухватил… Кусается, шут!
— Не тащи за губу, не тащи — выпустишь! За зебры хватай его, за зебры хватай! Опять почал рукой тыкать! Да и беспонятный же мужик, прости царица небесная! Хватай!
— Ухватил бы я, коли б можно было… Нешто при моей низкой комплекцыи можно под берегом стоять? Там глыбоко!
— Ничего, что глыбоко… Ты вплавь…
Горбач взмахивает руками, подплывает к Герасиму и хватается за ветки. При первой же попытке стать на ноги, он погружается с головой и пускает пузыри.
— Говорил же, что глыбоко! — говорит он, сердито вращая белками. — На шею тебе сяду, что ли?
— А ты на корягу стань… Коряг много, словно лестница…
Горбач нащупывает пяткой корягу и, крепко ухватившись сразу за несколько веток, становится на нее… Совладавши с равновесием и укрепившись на новой позиции, он изгибается и, стараясь не набрать в рот воды, начинает правой рукой шарить между корягами. Путаясь в водорослях, скользя по мху, покрывающему коряги, рука его наскакивает на колючие клешни рака…
— Тебя еще тут, чёрта, не видали! — говорит Любим и со злобой выбрасывает на берег рака.
Наконец, рука его нащупывает руку Герасима и, спускаясь по ней, доходит до чего-то склизкого, холодного.
— Во-от он. — улыбается Любим. — Зда-аровый, шут… Оттопырь-ка пальцы, я его сичас… за зебры… Постой, не толкай локтем… я его сичас… сичас, дай только взяться… Далече, шут, под корягу забился, не за что и ухватиться… Не доберешься до головы… Пузо одно только и слыхать… Убей мне на шее комара — жжет! Я сичас… под зебры его… Заходи сбоку, пхай его, пхай! Шпыняй его пальцем!
— Утонешь еще, чёрт, отвечать за тебя придется. — хрипит Герасим. — Вылазь, ну тя к лешему! Я сам вытащу!
Начинается ругань… А солнце печет и печет. Тени становятся короче и уходят в самих себя, как рога улитки… Высокая трава, пригретая солнцем, начинает испускать из себя густой, приторно-медовый запах. Уж скоро полдень, а Герасим и Любим всё еще барахтаются под ивняком. Хриплый бас и озябший, визгливый тенор неугомонно нарушают тишину летнего дня.
— Тащи его за зебры, тащи! Постой, я его выпихну! Да куда суешься-то с кулачищем? Ты пальцем, а не кулаком — рыло! Заходи сбоку! Слева заходи, слева, а то вправе колдобина! Угодишь к лешему на ужин! Тяни за губу!
Слышится хлопанье бича… По отлогому берегу к водопою лениво плетется стадо, гонимое пастухом Ефимом. Пастух, дряхлый старик с одним глазом и покривившимся ртом, идет, понуря голову, и глядит себе под ноги. Первыми подходят к воде овцы, за ними лошади, за лошадьми коровы.
— Потолкай его из-под низу! — слышит он голос Любима. — Просунь палец! Да ты глухой, чё-ёрт, что ли? Тьфу!
— Кого это вы, братцы? — кричит Ефим.
— Налима! Никак не вытащим! Под корягу забился! Заходи сбоку! Заходи, заходи!
Ефим минуту щурит свой глаз на рыболовов, затем снимает лапти, сбрасывает с плеч мешочек и снимает рубаху. Сбросить порты не хватает у него терпения, и он, перекрестясь, балансируя худыми, темными руками, лезет в портах в воду… Шагов пятьдесят он проходит по илистому дну, но затем пускается вплавь.
— Постой, ребятушки! — кричит он. — Постой! Не вытаскивайте его зря, упустите. Надо умеючи.
Ефим присоединяется к плотникам, и все трое, толкая друг друга локтями и коленями, пыхтя и ругаясь, толкутся на одном месте… Горбатый Любим захлебывается, и воздух оглашается резким, судорожным кашлем.
— Где пастух? — слышится с берега крик. — Ефи-им! Пастух! Где ты? Стадо в сад полезло! Гони, гони из саду! Гони! Да где ж он, старый разбойник?
Слышатся мужские голоса, затем женский… Из-за решетки барского сада показывается барин Андрей Андреич в халате из персидской шали и с газетой в руке… Он смотрит вопросительно по направлению криков, несущихся с реки, и потом быстро семенит к купальне…
— Что здесь? Кто орет? — спрашивает он строго, увидав сквозь ветви ивняка три мокрые головы рыболовов. — Что вы здесь копошитесь?
— Ры… рыбку ловим… — лепечет Ефим, не поднимая головы.
— А вот я тебе задам рыбку! Стадо в сад полезло, а он рыбку. Когда же купальня будет готова, черти? Два дня как работаете, а где ваша работа?
— Бу… будет готова… — кряхтит Герасим. — Лето велико, успеешь еще, вышескородие, помыться… Пфррр… Никак вот тут с налимом не управимся… Забрался под корягу и словно в норе: ни туда ни сюда…
— Налим? — спрашивает барин и глаза его подергиваются лаком. — Так тащите его скорей!
— Ужо дашь полтинничек… Удружим ежели… Здоровенный налим, что твоя купчиха… Стоит, вашескородие, полтинник… за труды… Не мни его, Любим, не мни, а то замучишь! Подпирай снизу! Тащи-ка корягу кверху, добрый человек… как тебя? Кверху, а не книзу, дьявол! Не болтайте ногами!
Проходит пять минут, десять… Барину становится невтерпеж.
— Василий! — кричит он, повернувшись к усадьбе. — Васька! Позовите ко мне Василия!
Прибегает кучер Василий. Он что-то жует и тяжело дышит.
— Полезай в воду, — приказывает ему барин, — помоги им вытащить налима… Налима не вытащат!
Василий быстро раздевается и лезет в воду.
— Я сичас… — бормочет он. — Где налим? Я сичас… Мы это мигом! А ты бы ушел, Ефим! Нечего тебе тут, старому человеку, не в свое дело мешаться! Который тут налим? Я его сичас… Вот он! Пустите руки!
— Да чего пустите руки? Сами знаем: пустите руки! А ты вытащи!
— Да нешто его так вытащишь? Надо за голову!
— А голова под корягой! Знамо дело, дурак!
— Ну, не лай, а то влетит! Сволочь!
— При господине барине и такие слова… — лепечет Ефим. — Не вытащите вы, братцы! Уж больно ловко он засел туда!
— Погодите, я сейчас… — говорит барин и начинает торопливо раздеваться. — Четыре вас дурака, и налима вытащить не можете!
Раздевшись, Андрей Андреич дает себе остынуть и лезет в воду. Но и его вмешательство не ведет ни к чему.
— Подрубить корягу надо! — решает, наконец, Любим. — Герасим, сходи за топором! Топор подайте!
— Пальцев-то себе не отрубите! — говорит барин, когда слышатся подводные удары топора о корягу. — Ефим, пошел вон отсюда! Постойте, я налима вытащу… Вы не тово…
Коряга подрублена. Ее слегка надламывают, и Андрей Андреич, к великому своему удовольствию, чувствует, как его пальцы лезут налиму под жабры.
— Тащу, братцы! Не толпитесь… стойте… тащу!
На поверхности показывается большая налимья голова и за нею черное аршинное тело. Налим тяжело ворочает хвостом и старается вырваться.
— Шалишь… Дудки, брат. Попался? Ага!
По всем лицам разливается медовая улыбка. Минута проходит в молчаливом созерцании.
— Знатный налим! — лепечет Ефим, почесывая под ключицами. — Чай, фунтов десять будет…
— Н-да… — соглашается барин. — Печенка-то так и отдувается. Так и прет ее из нутра. А… ах!
Налим вдруг неожиданно делает резкое движение хвостом вверх и рыболовы слышат сильный плеск… Все растопыривают руки, но уже поздно; налим — поминай как звали.
Читайте также: