Он построил дом службы и ферму разбил сад выкопал пруд

Обновлено: 05.10.2024

Изучайте английский язык с помощью параллельного текста книги "Отцы и дети". Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь. Аналог метода Ильи Франка по изучению английского языка. Всего 814 книг и 2580 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.

When Nikolai Petrovich had divided his estate with his peasants, he had to set aside for his new manor house four acres of entirely flat and barren land.

Когда Николай Петрович размежевался с своими крестьянами, ему пришлось отвести под новую усадьбу десятины четыре совершенно ровного и голого поля.

He had built a house, offices and farm buildings, laid out a garden, dug a pond and sunk two wells; but the young trees had not flourished, very little water had collected in the pond, and the well water had a brackish taste.

Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались, в пруде воды набралось очень мало, и колодцы оказались солонковатого вкуса.

Only one arbor of lilac and acacia had grown up properly; the family sometimes drank tea or dined there.

In a few minutes Bazarov had explored all the little paths in the garden; he went into the cattle yard and the stables, discovered two farm boys with whom he made friends at once, and went off with them to a small swamp about a mile from the house in order to search for frogs.

Базаров в несколько минут обегал все дорожки сада, зашел на скотный двор, на конюшню, отыскал двух дворовых мальчишек, с которыми тотчас свел знакомство, и отправился с ними в небольшое болотце, с версту от усадьбы, за лягушками.

“I’ll tell you what for,” answered Bazarov, who had a special capacity for winning the confidence of lower-class people, though he never cringed to them and indeed treated them casually;
“I shall cut the frog open to see what goes on inside him, and then, as you and I are much the same as frogs except that we walk on legs, I shall learn what is going on inside us as well.”

– А вот на что, – отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, – я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.

По описанию усадьбы определите, в чьем имении вы оказались. Какие детали описания у Тургенева впрямую соотнесены с характером персонажа?

1 Вариант:
Усадьба … стояла на пологом открытом холме, в недальнем расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью… У дому с обеих сторон прилегали темные деревья старинного сада, аллея стриженых ело. к вела к подъезду.

2 Вариант:
…На скате пологого холма открылась, наконец, небольшая деревушка… Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два мужика в шапках и бранились.

3 Вариант:
Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались, в пруде воды набралось очень мало, и колодцы оказались солоноватого вкуса. Одна только беседка из сиреней и акаций порядочно разрослась; в ней иногда пили чай и обедали.

1. "Отцы и дети". Усадьба Одинцовой.

2. Усадьба родителей Базарова.

3. Усадьба братьев Кирсановых.

1. Усадьба Анны Сергеевны Одинцовой
2 Усадьба родителй Е. Базарова
3. Усадьба Н. П. Кирсанова
Детали сами соотнесите, не разжёвывать же всё до конца, думайте.

то замирая, товспыхивая,вздрагивалоголубоватое пламя.

Бог знает, где бродили его мысли, но не в одном только прошедшем бродили они: выражение его лица было сосредоточеннои угрюмо, чего не

бывает, когда человек занятоднимивоспоминаниями. Ав маленькойзадней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейкеи с

наброшенным белым платком на темных волосах,молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась,то дремала, то посматривалана

растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалосьровное дыхание спящего ребенка.

На другое утроБазаров раньше всех проснулся и вышелиздома. "Эге!— подумалон,посмотрев кругом, — местечко-то неказисто". Когда

НиколайПетрович размежевался со своими крестьянами, ему пришлось отвестиподновуюусадьбудесятинычетыре совершенноровного и голого

поля. Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались, в пруде воды набралось

очень мало, и колодцыоказались солонковатоговкуса. Одна только беседка из сиреней и акаций порядочно разрослась; в ней иногда пили чай и

обедали. Базаров в несколько минут обегал все дорожки сада, зашел на скотный двор, на конюшню, отыскал двух дворовыхмальчишек, с которыми

тотчас свел знакомство, и отправился с ними в небольшое болотце, с версту от усадьбы, за лягушками.

— На что тебе лягушки, барин? — спросил его один из мальчиков.

— А вот начто,— отвечалемуБазаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не

потакал им и обходилсяс ниминебрежно, — ялягушкураспластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же

лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.

— Да на что тебе это?

— А чтобыне ошибиться, если тызанеможешь и мне тебя лечить придется.

— Разве ты дохтур?

— Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно!

— Я их боюсь, лягушек-то,— заметил Васька, мальчиклет семи, с белою, как лен, головою, в сером казакинес стоячим воротником и босой.

— Чего бояться? разве они кусаются?

— Ну, полезайтевводу, философы,— промолвил Базаров.

Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправилсяк Аркадию, которого застал одетым.

— Вот он, Про­ко­фьич, — начал Нико­лай Пет­ро­вич, — при­е­хал к нам нако­нец… Что? как ты его находишь?

— В луч­шем виде‑с, — про­го­во­рил ста­рик и оскла­бился опять, но тот­час же нахму­рил свои густые брови. — На стол накры­вать при­ка­жете? — про­го­во­рил он внушительно.

— Да, да, пожа­луй­ста. Но не прой­дете ли вы сперва в вашу ком­нату, Евге­ний Васильич?

— Нет, бла­го­дар­ствуйте, неза­чем. При­ка­жите только чемо­да­нишко мой туда ста­щить да вот эту оде­женку, — при­ба­вил он, сни­мая с себя свой балахон.

— Очень хорошо. Про­ко­фьич, возьми же их шинель. (Про­ко­фьич, как бы с недо­уме­нием, взял обе­ими руками база­ров­скую “оде­женку” и, высоко под­няв ее над голо­вою, уда­лился на цыпоч­ках.) А ты, Арка­дий, пой­дешь к себе на минутку?

— Да, надо почи­ститься, — отве­чал Арка­дий и напра­вился было к две­рям, но в это мгно­ве­ние вошел в гости­ную чело­век сред­него роста, оде­тый в тем­ный англий­ский сьют, мод­ный низень­кий гал­стух и лако­вые полу­са­пожки, Павел Пет­ро­вич Кир­са­нов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остри­жен­ные седые волосы отли­вали тем­ным блес­ком, как новое серебро; лицо его, желч­ное, но без мор­щин, необык­но­венно пра­виль­ное и чистое, словно выве­ден­ное тон­ким и лег­ким рез­цом, являло следы кра­соты заме­ча­тель­ной; осо­бенно хороши были свет­лые, чер­ные, про­дол­го­ва­тые глаза. Весь облик Арка­ди­ева дяди, изящ­ный и поро­ди­стый, сохра­нил юно­ше­скую строй­ность и то стрем­ле­ние вверх, прочь от земли, кото­рое боль­шею частью исче­зает после два­дца­тых годов.

Нико­лай Пет­ро­вич пред­ста­вил его База­рову: Павел Пет­ро­вич слегка накло­нил свой гиб­кий стан и слегка улыб­нулся, но руки не подал и даже поло­жил ее обратно в карман.

— Я уже думал, что вы не при­е­дете сего­дня, — заго­во­рил он при­ят­ным голо­сом, любезно пока­чи­ва­ясь, подер­ги­вая пле­чами и пока­зы­вая пре­крас­ные белые зубы. — Разве что на дороге случилось?

— Ничего не слу­чи­лось, — отве­чал Арка­дий, — так, замеш­ка­лись немного. Зато мы теперь голодны, как волки. Пото­ропи Про­ко­фьича, папаша, а я сей­час вернусь.

— Постой, я с тобой пойду, — вос­клик­нул База­ров, вне­запно поры­ва­ясь с дивана. Оба моло­дые чело­века вышли.

— Кто сей? — спро­сил Павел Петрович.

— При­я­тель Аркаши, очень, по его сло­вам, умный человек.

— Он у нас гостить будет?

Павел Пет­ро­вич посту­чал ног­тями по столу.

— Я нахожу, что Арка­дий s’est degourdi , — заме­тил он. — Я рад его возвращению.

За ужи­ном раз­го­ва­ри­вали мало. Осо­бенно База­ров почти ничего не гово­рил, но ел много. Нико­лай Пет­ро­вич рас­ска­зы­вал раз­ные слу­чаи из своей, как он выра­жался фер­мер­ской жизни, тол­ко­вал о пред­сто­я­щих пра­ви­тель­ствен­ных мерах, о коми­те­тах, о депу­та­тах, о необ­хо­ди­мо­сти заво­дить машины и т.д. Павел Пет­ро­вич мед­ленно поха­жи­вал взад и впе­ред по сто­ло­вой (он нико­гда не ужи­нал), изредка отхле­бы­вая из рюмки, напол­нен­ной крас­ным вином, и еще реже про­из­нося какое-нибудь заме­ча­ние или ско­рее вос­кли­ца­ние, вроде “а! эге! гм!”. Арка­дий сооб­щил несколько петер­бург­ских ново­стей, но он ощу­щал неболь­шую нелов­кость, ту нелов­кость, кото­рая обык­но­венно овла­де­вает моло­дым чело­ве­ком, когда он только что пере­стал быть ребен­ком и воз­вра­тился в место, где при­выкли видеть и счи­тать его ребен­ком. Он без нужды рас­тя­ги­вал свою речь, избе­гал слова “папаша” и даже раз заме­нил его сло­вом “отец”, про­из­не­сен­ным, правда, сквозь зубы; с излиш­нею раз­вяз­но­стью налил себе в ста­кан гораздо больше вина, чем самому хоте­лось, и выпил все вино. Про­ко­фьич не спус­кал с него глаз и только губами поже­вы­вал. После ужина все тот­час разошлись.

— А чуда­ко­ват у тебя дядя, — гово­рил Арка­дию База­ров, сидя в халате возле его постели и наса­сы­вая корот­кую тру­бочку. — Щеголь­ство какое в деревне, поду­ма­ешь! Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай!

— Да ведь ты не зна­ешь, — отве­тил Арка­дий, — ведь он львом был в свое время. Я когда-нибудь рас­скажу тебе его исто­рию. Ведь он кра­сав­цем был, голову кру­жил женщинам.

— Да, вот что! По ста­рой, зна­чит, памяти. Пле­нять-то здесь, жаль, некого. Я все смот­рел: эта­кие у него уди­ви­тель­ные ворот­нички, точно камен­ные, и под­бо­ро­док так акку­ратно выбрит. Арка­дий Нико­лаич, ведь это смешно?

— Пожа­луй; только он, право, хоро­ший человек.

— Арха­и­че­ское явле­ние! А отец у тебя слав­ный малый. Стихи он напрасно читает и в хозяй­стве вряд ли смыс­лит, но он добряк.

— Отец у меня золо­той человек.

— Заме­тил ли ты, что он робеет?

Арка­дий кач­нул голо­вою, как будто он сам не робел.

— Уди­ви­тель­ное дело, — про­дол­жал База­ров, — эти ста­рень­кие роман­тики! Разо­вьют в себе нерв­ную систему до раз­дра­же­ния… ну, рав­но­ве­сие и нару­шено. Однако про­щай! В моей ком­нате англий­ский руко­мой­ник, а дверь не запи­ра­ется. Все-таки это поощ­рять надо — англий­ские руко­мой­ники, то есть прогресс!

База­ров ушел, а Арка­дием овла­дело радост­ное чув­ство. Сладко засы­пать в роди­мом доме, на зна­ко­мой постеле, под оде­я­лом, над кото­рым тру­ди­лись люби­мые руки, быть может руки нянюшки, те лас­ко­вые, доб­рые и неуто­ми­мые руки. Арка­дий вспом­нил Его­ровну, и вздох­нул, и поже­лал ей цар­ствия небес­ного… О себе он не молился.

И он и База­ров заснули скоро, но дру­гие лица в доме долго еще не спали. Воз­вра­ще­ние сына взвол­но­вало Нико­лая Пет­ро­вича. Он лег в постель, но не зага­сил свечки и, под­перши рукою голову, думал дол­гие думы. Брат его сидел далеко за пол­ночь в своем каби­нете, на широ­ком гамбсо­вом кресле, перед ками­ном, в кото­ром слабо тлел камен­ный уголь. Павел Пет­ро­вич не раз­делся, только китай­ские крас­ные туфли без зад­ков сме­нили на его ногах лако­вые полу­са­пожки. Он дер­жал в руках послед­ний нумер Galignani, но он не читал; он гля­дел при­стально в камин, где, то зами­рая, то вспы­хи­вая, вздра­ги­вало голу­бо­ва­тое пламя… Бог знает, где бро­дили его мысли, но не в одном только про­шед­шем бро­дили они: выра­же­ние его лица было сосре­до­то­ченно и угрюмо, чего не бывает, когда чело­век занят одними вос­по­ми­на­ни­ями. А в малень­кой зад­ней ком­натке, на боль­шом сун­дуке, сидела, в голу­бой душе­грейке и с набро­шен­ным белым плат­ком на тем­ных воло­сах, моло­дая жен­щина, Фенечка, и то при­слу­ши­ва­лась, то дре­мала, то посмат­ри­вала на рас­тво­рен­ную дверь, из-за кото­рой вид­не­лась дет­ская кро­ватка и слы­ша­лось ров­ное дыха­ние спя­щего ребенка.

На дру­гое утро База­ров раньше всех проснулся и вышел из дома. “Эге! — поду­мал он, посмот­рев кру­гом, — местечко-то нека­зи­сто”. Когда Нико­лай Пет­ро­вич раз­ме­же­вался с сво­ими кре­стья­нами, ему при­шлось отве­сти под новую усадьбу деся­тины четыре совер­шенно ров­ного и голого поля. Он построил дом, службы и ферму, раз­бил сад, выко­пал пруд и два колодца; но моло­дые деревца плохо при­ни­ма­лись, в пруде воды набра­лось очень мало, и колодцы ока­за­лись солон­ко­ва­того вкуса. Одна только беседка из сирени и ака­ций поря­дочно раз­рос­лась; в ней ино­гда пили чай и обе­дали. База­ров в несколько минут обе­гал все дорожки сада, зашел на скот­ный двор, на конюшню, отыс­кал двух дво­ро­вых маль­чи­шек, с кото­рыми тот­час свел зна­ком­ство, и отпра­вился с ними в неболь­шое болотце, с вер­сту от усадьбы, за лягушками.

Читайте также: