Трава засыхает цвет увядает
Обновлено: 05.10.2024
Незаметно, день за днем, прошли два года. Наш друг Том жил в разлуке с близкими и часто тосковал по дому, но уныние никогда не овладевало им. Он умел в любой обстановке находить что-нибудь хорошее, а чтение библии поддерживало в нем спокойное и бодрое состояние духа.
Без тетушки Хлои хижина стоит закрытая, но Джордж не пожалел слов, описывая, как ее отделают и разукрасят, когда Том вернется домой.
В конце письма перечислялись все предметы, которые Джордж проходит в школе, и название каждого из них начиналось с заглавной буквы, снабженной множеством завитушек. Дальше приводились клички четырех жеребят, появившихся на конюшне в отсутствие Тома, а заодно сообщалось, что папа и мама здоровы.
Письмо было написано слогом сухим и сжатым, но Тому оно показалось верхом совершенства. Он не уставал любоваться им и даже советовался с Евой, не повесить ли его в рамке на стену. Привести этот план в исполнение помешало только то, что одной стороны листка тогда не было бы видно.
Дружба между Томом и Евой росла с каждым днем. На рынке он выбирал для нее самые красивые букеты, покупал ей то спелый персик, то апельсин. И сердце его наполнялось радостью, когда он, возвращаясь домой, издали видел ее золотистую головку и слышал детский голосок:
– Ну, дядя Том, покажи, что ты мне принес сегодня!
К тому времени, о котором сейчас идет речь, Сен-Клеры перебрались всем домом на свою виллу на озере Поншартрен. Летний зной заставил всех, кто только мог, бежать из душного города к этим берегам, куда долетал освежающий ветер с моря.
Вилла Сен-Клера, окруженная со всех сторон верандой, выходила окнами на лужайки и в огромный сад, благоухающий тропическими цветами и растениями. Его извилистые дорожки сбегали к самому озеру, широкая гладь которого искрилась серебром в лучах солнца, непрестанно меняясь и становясь час от часу ярче и прекраснее.
День клонился к вечеру. Огненный закат зажег весь горизонт и отражался в воде, неотличимой от неба. По озеру, отливающему золотисто-розовыми бликами, легко, словно призраки, скользили белые паруса лодок, а первые звездочки мерцали высоко в небе, глядя на свое трепетное отражение внизу.
Том и Ева сидели на дерновой скамье в увитой зеленью беседке, у самой воды.
– Знаешь, дядя Том, – сказала девочка, – я скоро уйду туда.
Она встала и подняла руку, показывая на небо.
Сердце Тома сжалось, и он вспомнил, как часто ему приходилось замечать за последние полгода, что Ева уже не может по-прежнему часами играть и бегать по саду, что ручки у нее становятся все тоньше и тоньше, личико прозрачнее, дыхание короче. Вспомнились ему и жалобы мисс Офелии, что никакие лекарства не помогают Еве от кашля. Да и сейчас щеки у девочки были горячие… Однако мысль, на которую наводили слова этой доброй женщины, до сих пор ни разу не приходила ему в голову.
И как раз в эту минуту вдали послышался встревоженный голос мисс Офелии:
– Ева! Ева! Такая роса, а ты все еще в саду!
Они вышли из беседки и поспешили домой.
Мисс Офелия выходила не одного больного на своем веку. С детства, живя в Новой Англии, она умела распознавать первые признаки того коварного, незаметно подкрадывающегося недуга, который губит столько прекрасных жизней и задолго до конца кладет на них печать смерти. И мисс Офелия не могла не заметить у Евы легкого сухого кашля и болезненного румянца, не могла обмануться блеском ее глаз и лихорадочной возбужденностью.
Она пробовала высказывать свои опасения Сен-Клеру, но он всякий раз с не свойственной ему раздражительностью отметал их в сторону.
– Будет вам каркать, кузина! Терпеть этого не могу! Неужели вы не понимаете, что ребенок растет? Быстрый рост всегда ослабляет детей.
– Пустяки! Есть о чем говорить! Она, вероятно, простудилась, только и всего.
– Да, но у Элизы Джейн, у Эллен и у Мари Сендерс это начиналось точно так же.
– Перестаньте рассказывать мне всякие ужасы! Вы, так называемые опытные сиделки, всегда готовы перемудрить. Стоит ребенку чихнуть или кашлянуть, и вам уже кажется, что все кончено. Следите за Евой, не выпускайте ее по вечерам из комнат, не давайте ей утомляться, и она скоро поправится.
А Ева всеми своими помыслами стремилась лишь к тому, чтобы делать добро, чтобы согревать лаской тех, кто в этом нуждался. Сердце у нее всегда было доброе, но теперь все в доме стали замечать в ней необычайно трогательную чуткость к окружающим. Она по-прежнему проводила много времени с Топси и другими негритятами, но была не столько участницей их игр, сколько зрительницей, по-прежнему смеялась над забавными проделками Топси и вдруг умолкала, и по лицу ее пробегала тень, глаза затуманивались, а мысли улетали куда-то далеко-далеко.
– Мама, – обратилась она как-то к Мари Сен-Клер, – почему мы не учим наших негров читать?
– Что за нелепый вопрос, Ева! Этого никто не делает.
– Потому что грамота им совершенно не нужна. Работать лучше они все равно не станут, а ни на что другое негры не годны.
– Мисс Офелия научила Топси грамоте, – стояла на своем Ева.
– Да, но ты видишь, к чему это привело? Более отвратительной девчонки я в жизни не видела!
– А бедная няня! Ей так хочется научиться грамоте. Что она будет делать, когда я не смогу читать ей?
Мари ответила, не прерывая своего занятия (она разбирала вещи в комоде):
– Со временем, Ева, у тебя будут другие дела и обязанности. В том, что ты читаешь вслух неграм, ничего плохого нет. Я сама это делала, когда была здорова. Но как только ты начнешь выезжать и думать о нарядах, у тебя не останется ни одной свободной минуты. Вот смотри: эти бриллианты я подарю тебе к твоему шестнадцатилетию. Я тоже надевала их на свой первый бал. Ах, Ева, если б ты знала, какой я тогда имела успех!
Ева взяла футляр, вынула оттуда бриллиантовое колье и устремила на него задумчивый взгляд своих больших глаз. Мысли ее витали где-то далеко.
– Какая ты вдруг стала серьезная! – воскликнула Мари.
– Мама, а эти бриллианты дорого стоят?
– Ну еще бы! Папа выписал их мне из Франции. Это целое состояние.
– Как бы мне хотелось, чтобы они были мои, – сказала Ева, – и чтобы я могла сделать с ними все, что захочу!
– А что бы ты с ними сделала?
– Продала бы, купила бы на эти деньги имение в свободных штатах, переселила бы туда всех наших негров, наняла бы учителей, чтобы они учили их читать и писать…
Мари рассмеялась, не дав ей договорить:
– Да это настоящий пансион для негров! А игре на фортепиано и рисованию по бархату ты бы тоже их обучала?
– Они бы у меня научились сами писать и читать письма, – твердо сказала Ева. – Я ведь знаю, мама, как им тяжело. Том страдает от того, что он неграмотный, и няня, и многие другие. По-моему, это очень нехорошо, что их не учат.
– Ах, перестань, Ева! Ты еще совсем ребенок, где тебе разбираться в таких вопросах! – сказала Мари. – И, кроме того, от твоей болтовни у меня разболелась голова.
Мари всегда ссылалась на головную боль, если хотела прекратить разговор, который был ей не по вкусу.
Ева тихонько вышла из комнаты. Но с того самого дня она начала прилежно обучать няню грамоте.
2 говорите к сердцу Иерусалима и возвещайте ему, что исполнилось время борьбы его, что за неправды его сделано удовлетворение, ибо он от руки Господней принял вдвое за все грехи свои.
4 всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими;
6 Голос говорит: возвещай! И сказал: что мне возвещать? Всякая плоть – трава, и вся красота ее – как цвет полевой.
9 Взойди на высокую гору, благовествующий Сион! возвысь с силою голос твой, благовествующий Иерусалим! возвысь, не бойся; скажи городам Иудиным: вот Бог ваш!
10 Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью. Вот, награда Его с Ним и воздаяние Его пред лицом Его.
11 Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных.
12 Кто исчерпал воды горстью своею и пядью измерил небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых холмы?
14 С кем советуется Он, и кто вразумляет Его и наставляет Его на путь правды, и учит Его знанию, и указывает Ему путь мудрости?
15 Вот народы – как капля из ведра, и считаются как пылинка на весах. Вот, острова как порошинку поднимает Он.
20 А кто беден для такого приношения, выбирает негниющее дерево, приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы твердо.
21 Разве не знаете? разве вы не слышали? разве вам не говорено было от начала? разве вы не уразумели из оснований земли?
22 Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча пред Ним; Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья.
24 Едва они посажены, едва посеяны, едва укоренился в земле ствол их, и как только Он дохнул на них, они высохли, и вихрь унес их, как солому.
26 Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их? Кто выводит воинство их счетом? Он всех их называет по имени: по множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает.
28 Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? разум Его неисследим.
31 а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся.
1–2. Надписание. 3–5. Приготовление пути. 6–8. Человеческое ничтожество. 9–11. Явление сильного Бога и вместе доброго Пастыря. 12–17. Божественное всемогущество, по сравнению с людским ничтожеством. 18–20. Суетность идолов. 21–26. Величие Бога – Творца неба и земли. 27–31. Утешение, следующее в качестве нравственно-практического вывода из всего этого.
Ис.40:1 . Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш;
Ис.40:2 . говорите к сердцу Иерусалима и возвещайте ему, что исполнилось время борьбы его, что за неправды его сделано удовлетворение, ибо он от руки Господней принял вдвое за все грехи свои.
Ис.40:3 . Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему;
Ис.40:4 . всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими;
Ис.40:5 . и явится слава Господня, и узрит всякая плоть [спасение Божие]; ибо уста Господни изрекли это.
Ис.40:6 . Голос говорит: возвещай! И сказал: что мне возвещать? Всякая плоть – трава, и вся красота ее – как цвет полевой.
Ис.40:7 . Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа: так и народ – трава.
Ис.40:8 . Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно.
Ис.40:9 . Взойди на высокую гору, благовествующий Сион! возвысь с силою голос твой, благовествующий Иерусалим! возвысь, не бойся; скажи городам Иудиным: вот Бог ваш!
Ис.40:10 . Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью. Вот, награда Его с Ним и воздаяние Его пред лицем Его.
Ис.40:11 . Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных.
Ис.40:12 . Кто исчерпал воды горстью своею и пядью измерил небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых холмы?
Ис.40:13 . Кто уразумел дух Господа, и был советником у Него и учил Его?
Ис.40:14 . С кем советуется Он, и кто вразумляет Его и наставляет Его на путь правды, и учит Его знанию, и указывает Ему путь мудрости?
С 12–26 идет вторая часть речи, содержащая в себе поучения и обличения. Она, в свою очередь, делится на две половины – с 12–17 и с 18–26 включительно. Общая мысль всей второй части рассматриваемой речи – раскрытие Премудрости, Всемогущества, Величия и Силы Господа. В первой половине она развивается с положительной, а во второй – с отрицательной стороны, путем контраста со слабостью и суетностью идолов.
Это тем более правдоподобно, что далее, за единицами измерения, следуют и единицы веса, с указанием на весы и чаши: и взвесил на весах горы и на чашах весовых холмы. Значение подобных указаний состоит в том, чтобы открыть человеку глаза на его полную безответность пред явлениями мира. Если человек настолько слаб и беспомощен, что не может сделать точных вычислений и измерений самых, по-видимому, доступных предметов природы, то как же может он осмелиться судить об абсолютном существе Божием?
Ис.40:15 . Вот народы – как капля из ведра, и считаются как пылинка на весах. Вот, острова как порошинку поднимает Он.
Ис.40:16 . И Ливана недостаточно для жертвенного огня, и животных на нем – для всесожжения.
Ис.40:17 . Все народы пред Ним как ничто, – менее ничтожества и пустоты считаются у Него.
В этих трех стихах продолжается развитие той же самой мысли об Абсолютности Божественного Существа, с тем новым отличием, что объектом, с которым сравнивается Бог, выступает не отдельный человек, а весь народ, или точнее, целые народы.
Ис.40:16 . И Ливана недостаточно для жертвенного огня, и животных на нем – для всесожжения.
Ис.40:17 . Все народы пред Ним как ничто, – менее ничтожества и пустоты считаются у Него.
Ис.40:18 . Итак кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдете Ему?
С 18–26 идет раскрытие все той же мысли о Божественном величии, но другим, так сказать, отрицательным путем, или, точнее, путем сравнения бесконечного величия Бога с наиболее высокими предметами человеческого почитания и поклонения. Тема этого сравнения ставится дважды в ст. 18 и 25, т. е. в начале и в конце отдела. Величию Единого истинного Бога прежде всего противопоставляется ничтожество и ложность языческих богов, или собственно их изображений, т. е. идолов.
Ис.40:19 . Идола выливает художник. приделывает серебряные цепочки. приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы твердо.
Людям, не знающим или отвергающим истинного Бога, свойственно поклоняться идолам и, конечно, их считали за нечто самое высокое и совершенное. Но ничтожество и пустота таких идолов, безрассудство и нелепость их противопоставления истинному Богу слишком очевидны и клеймятся у пророка вполне заслуженной иронией: какие же это боги, если их делают сами же люди – художник, медник, позолотчик или серебряных дел мастер? Если их нужно скреплять пластинками и гвоздями и привязывать цепочками, чтобы их не сдул ветер? Ясно, что такие боги, как дело рук самого человека, гораздо ничтожнее и бессильнее его, и им ли равняться со Всемогущим Богом?
Ис.40:20 . А кто беден для такого приношения, выбирает негниющее дерево, приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы твердо.
Правдоподобность такого предположения подтверждается и раскопками на местах древних храмов Ассирии, Финикии, Греции и Крита, где находят целые груды маленьких статуэток среди мусора храмовых развалин (Властов).
Ис.40:21 . Разве не знаете? разве вы не слышали? разве вам не говорено было от начала? разве вы не уразумели из оснований земли?
Ис.40:22 . Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча пред Ним ; Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья.
Ис.40:23 . Он обращает князей в ничто, делает чем-то пустым судей земли.
Ис.40:24 . Едва они посажены, едва посеяны, едва укоренился в земле ствол их, и как только Он дохнул на них, они высохли, и вихрь унес их, как солому.
Ис.40:25 . Кому же вы уподобите Меня и с кем сравните? говорит Святый.
Ис.40:26 . Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их? Кто выводит воинство их счетом? Он всех их называет по имени: по множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает.
Ис.40:28 . Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? разум Его неисследим.
С 27–31 идет последняя – утешительно-увещательная часть речи, в которой делается нравственное приложение из вышеуказанного. 27–28 ст. в параллельном ряде вопросов заключают в себе одну и ту же мысль – легкий упрек избранному народу (Иуде и Израилю) за то, что он, несмотря на все естественные и чрезвычайные откровения, до сих пор так будто бы не слыхал или, во всяком случае, не усвоил себе надлежащего познания о Боге.
Ис.40:29 . Он дает утомленному силу, и изнемогшему дарует крепость.
Ис.40:30 . Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают,
Дают раскрытие той же самой мысли – о силе Божественного Всемогущества, но уже путем антитезы, в которой противопоставляется слабость молодых и физически крепких людей – силе старых и физически слабых, но обновленных благодатной божественной помощью.
Ис.40:31 . а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся
Разделяющий эти главы, так называемый, исторический отдел (36–39), как видно из анализа его содержания, рассказывает о нашествии Сеннахирима и о событиях, с ним одновременных, и написан, следовательно, где-нибудь вскоре после указанного нашествия, т. е. после 714 т. до Р. Х. А так как 40 гл. стоит, вообще, в тесной предметной и исторической связи с предшествующими и сама носит на себе некоторый, хотя и слабый, отпечаток тех же самых событий (подавленность и растерянность народа, его сомнения в Божественном Всемогуществе и промысле, указание на тленность и скоропреходящность сильных земных владык и т. п.), то и время написания 40 гл. не без основания можно помещать точно так же как-нибудь около этих событий. Такая тесная хронологическая связь служит одним из лучших аргументов в пользу единства и подлинности книги и, в частности, принадлежности 40 гл. одному и тому же пророку Исаии.
Французский ученый Condamin, автор одного из самых последних трудов этого типа, устанавливает такое стихотворное деление XL гл.
С 12 ст. – I (строфа), 3–5 ст. – II (антистрофа), 6–8 – III (промежуточная строфа) 9–1 стр. 10–11 ст. – II; 12–17 – III; 18–19. 20–24 – I; 25–31 – II.
"Яркий букет в прозрачном кубке: розы, розовые и белые, василек, огненные красно-желтые тюльпаны, нарцисс, крошечная фиалка, анютины глазки и жасмин, всего несколько цветочков. Сквозь стекло мерцают зеленоватые стебли и листья, вода мутноватая, зеленоватая с черным, как и весь затемненный фон картины. Освещен лишь сам букет. Каждый цветок живет своей жизнью — один склонился вправо, другой — влево, этот распускается, тот поднимает гордо голову, а кто-то там и вовсе прячется среди своих роскошных собратьев. Только один бутон не похож на остальные цветы: розочка клонится вниз, будто ей стыдно и она хочет скорей укрыться в темном углу натюрморта.
В моей жизни красные розы сыграли роковую роль, но этот темно-красный бутон — мой любимый. Нежные лепестки, те, что ближе к стеблю, отдают в желтизну, а вокруг — весенняя зелень чашечки. Один из лепестков дерзко загнулся кверху, но поникшая головка означает, что цветок обречен и скоро завянет. Три с половиной века назад написал Даниель Сегерс этот букет, а цветы такие свежие, будто только что из сада. Здесь нет ни пионов, ни лилий, ни ирисов — это все цветы Пречистой Девы, — так что, я думаю, никакого сакрального смысла картина в себе не таит. Букет предназначался для самой обыкновенной, земной нормальной женщины. Такой, скажем, как я."
Этим проникновенным описанием букета начинается роман "Натюрморт на ночном столике" одного из приятного моему сердцу автора - немецкой писательницы Ингрид Нолль. И мне захотелось найти этот натюрморт Даниеля Сегерса, чтобы полнее прикоснуться к переживаниям полюбившийся мне героине романа. Не уверена, но думаю именно этот букет наиболее близко отвечает описанию автора.
Здесь есть эта трогательная розочка. Видите ?)
В поисках картины набрела на замечательную статью о живописи цветов - это просто философия натюрморта, где изображение цветов - приглашение к размышлению о божественном мироустройстве. Судите и любуйтесь сами)
Живопись цветов - самый утонченный из всех видов фламандского натюрморта.Это была особая специальность во фламандском искусстве XVII века, хотя цветы вводили в свои композиции и такие разносторонние мастера, как Снейдерс и Фейт. Но букеты, встречающиеся в картинах Снейдерса, воспринимаются не иначе, как в общем контексте его жизнеутверждающей динамической концепции натюрморта.
Язык цветов, заимствованный еще Возрождением из средневековой символики, был в XVII веке понятен практически любому воспитанному аристократу. И потому гирлянды легко “читались” зрителями. Богоматери посвящали подснежники, померанец, розы, ирисы; обращение ее к Христу символизировалось тюльпанами; веткой чертополоха - страсти Христа; триумф небесной любви часто выражался нарциссом.Гирлянды обвиваются не только вокруг портретов.
Часто это часы, евхаристическая чаша, бокалы вина и даже картуш с текстом. Иногда же небольшой венок помещается прямо в кубок. Эта композиция восходит к одной из известных эмблем: кубок с широкой чашей, наполненной вином, в которой плавает цветочный венок. Надпись гласила: “Что не думаешь об участи смертных?” Так торжественная гирлянда по смыслу смыкалась с “Vanitas”.
Мастерство живописи, иллюзорность, доходящая до оптической точности, таинственность предметного мира – заслуженно привлекают к цветочному натюрморту внимание посетителей музеев. Однако мало кто догадывается о том, что изысканные цветы и фрукты голландских натюрмортов XV-XVII веков символически являли современникам художественный образ смерти…С незапамятных времен человек оценил не только целебные свойства растений, но и радующую глаз красоту цветов, включив их в контекст культуры. В античности цветы были связаны с культом богов, были символом их силы и воли, служили приношением во время римских религиозных обрядов – флоралий и розалий.
В свое время Даниэль Сегерс, как известно, вышел из протестантской веры и перешел в католичество, вступив в иезуиты в 1614 году. Он создал этот маленький шедевр цветочного символизма, под названием "Аллегория иезуитов".Цветы, расположенные в вазе, представляют определенный порядок : каждый вид обозначает определенного святого, даже бабочки символизируют ангелов или демонов.
В наиболее фундаментальном плане, как прекраснейшее из всех созданий, произрастающих на земле, цветок уподоблялся Человеку, благородством телесного сложения и души превосходящему всех живых существ. И оба они, пусть и чудесные порождения земли, подвержены тлению, и в сопоставлении с божественными сущностями превращаются в образ, напоминающий о бренности земной жизни.Тем не менее, было бы нелепо утверждать, что прекрасный цветочный натюрморт, навевая грустные мысли о смерти, заставлял человека ставить под сомнение разумность Божьего мира и наличия в нем смысла.
Мир природных форм, на протяжении веков включенный в символическую картину мира, не мог утратить свое высшее значение. С течением времени модифицировалось послание, зашифрованное в цветочной живописи, обогатилось новыми оттенками в соответствии с контекстом эпохи. Сегодня образ цветка продолжает напоминать нам, что удовольствия жизни мимолетны, вещи тленны, а вечны лишь доступные всем Любовь и Доброта.
Читайте также: